Несколько минут не говоря ни слова Феликс прожигал взглядом ассиметричный цветок на наших безвкусных обоях. Сон как рукой сняло. Натянула халат, собрала волосы в низкий хвост и поставила чайник.

– Зеленый или черный? – тихо поинтересовалась, сосредоточив взгляд на его потерянном мрачном лице.

– Ты о чем?

– Какой чай заварить: зеленый или черный?

– Золотой… – глухо прошептал ночной гость, с силой напрягая челюсти.

– Что?

– К черту чай. Иди сюда. Ты нужна мне… – произнес мертвецким голосом, закидывая руки над головой.

Я не стала спорить. Уселась рядом с любимым мужчиной, положила голову ему на плечо и закрыла глаза, прислушиваясь к сбивчивому дыханию.

– Всё будет хорошо.

– Уже нет.

– Феликс…

– Помолчи. Мне надо выговориться. Сука, как же хреново… Если не расскажу, просто расплющит…

– Я тебя слушаю… – пробормотала еле слышно, переплетая наши пальцы в подобие морского узла.

– Моему отцу грозит реальный срок, в нашем доме ведутся обыски. Насколько я понял, кроме чертовой взятки, попахивает серьезными финансовыми махинациями. Если отца признают виновным, вероятнее всего большую часть имущества конфискуют…

Он вздохнул, сильнее надавливая на мои пальцы.

– …Я слепо верил в него. Он казался таким же крутым, как Железный человек в исполнении Роберта Дауни-младшего. Самый классный батя. Даже несмотря на адскую загруженность, он находил время для нас с сестрой. До того дня мы все были очень дружны…

– До какого дня, Феликс?

– Больше не могу держать это в себе. Чувство вины. Гребанное чувство вины… Нет ничего хуже, когда с утра до вечера сжираешь себя изнури за то, что искалечил чужую жизнь… – любимый замолчал, разжимая наши пальцы. Он закрыл лицо ладонями, шумно выдыхая, будто перед этим сто раз отжался.

– Ты можешь рассказать мне всё, что угодно… – пробормотала, практически не разжимая губ, скользя раскрытой пятерней по его напряженной спине.

– Мой отец был с детства помешан на автомобилях. Уже, будучи подростком, брал старенький дедовский «жигуленок» и втихаря гонял по дворам. Чем больше отец зарабатывал, тем чаще пополнялся семейный автопарк. В тринадцать он посадил меня за руль, в четырнадцать уже позволил рассекать по поселку, а в шестнадцать подарил первую тачку и права…

Феликс судорожно сглотнул, собираясь с силами для последнего, самого важного рывка. Щеки залила краска стыда, потому что я давно знала, о чем он собирается рассказать. Копала под него всё то время, пока мы не общались. И не просто копала, а с помощью давнего приятеля – доморощенного хакера из редакции «Новокузнецкой правды». Пашка Митяев помог добыть засекреченную информацию, а я слепила сюжет. К счастью, успела удалить всю эту чернуху, но вряд ли когда-нибудь найду в себе силы признаться, что собрала на него компромат.

– …Я сбил человека, Злата. Два года назад на захолустной дороге на окраине Москвы чуть не отправил пешехода на тот свет…

– Боже… Но как это произошло? Ты был пьян? Или под кайфом?

– Ни то и ни другое. Самую малость превысил скорость… – безжизненно отозвался Феликс, шумно сглатывая.

– Что случилось дальше? – раскрытая ладонь замерла на его пояснице, ощущая, как напряжены литые мышцы.

– Ударил ногой по тормозам, но было поздно – парень упал посреди дороги… Я перепугался, позвонил отцу. Тот скомандовал немедленно ехать домой, пообещал вызвать Скорую и всё уладить… – Феликс рассмеялся. По телу разлилась волна озноба, потому как этот смех казался абсолютно неуместным. Кажется, любимый находился в шаге от нервного срыва. – Дома отец сообщил, что парень отделался легкими ушибами. Якобы он сразу пришел в себя и расписался в протоколе, что не имеет ко мне никаких претензий. Папа попросил только на какое-то время поменять машину и больше не возвращался к этому инциденту…

Феликс замолчал, приглаживая соболиные брови подушечками пальцев. Он опустил локти на колени и посмотрел прямо мне в глаза. Вздрогнула, обнаружив на дне двух грозовых облаков признаки приближающегося дождя.

– …Спустя неделю я узнал из новостей, что парень в реанимации, а мой автомобиль объявлен в розыск.

– Феликс…

– Я пришел к отцу и сказал, что хочу понести наказание за содеянное. Но он воспринял эту идею в штыки, ведь я был несовершеннолетним и ездил по фальшивым правам, которые он же мне и подарил. Да и вообще, это могло нанести серьезный урон безупречной репутации семьи Железновых…

– Твой отец хотел защитить тебя. Пожалуй, любой родитель на его месте поступил бы также… – прокашлялась, стараясь, чтобы голос звучал убедительно.

– Он сказал, что уже уладил вопрос с женой пострадавшего: отписал им квартиру в новостройке, положил приличную сумму на банковский счет. Откупился…

Повисла мертвая тишина.

– Самое главное, он жив… – опустошенно пробормотала я.

– Но что это за жизнь? – Феликс язвительно хмыкнул. – Несколько месяцев спустя я всё-таки приехал к нему поговорить. Решил попросить прощения за свой ублюдочный поступок… Припарковался во дворе и стал ждать его возвращения с работы… – собеседник задрожал всем телом, тяжело дыша. – Но я не смог. Увидел его в инвалидной коляске и, сука, не смог! – Феликс подскочил с кровати, вцепившись пальцами в волосы. Мое сердце заскулило от отчаяния. Хотелось найти способ облегчить его боль. – Развернулся и уехал… – прохрипел он, меря огромными шагами нашу шестиметровую общажную клетку. – Вот тогда-то я начал участвовать в гонках, тусоваться по клубам, пить, курить, менять девчонок… Хотелось найти способ заставить себя не думать о том, как он катится по пыльному асфальту в инвалидной коляске только потому, что одному мажору папочка подарил права…

– Никто не застрахован от аварии. Никто, понимаешь? – закричала я, стискивая пальцы в кулаки.

– Если бы я, как все нормальные люди, сел за руль на два года позже, то не искалечил бы всю его жизнь. Сегодня, когда услышал, что отец попал в тюрьму, вновь вспомнил о том парне. Он так и не смог ходить, и вряд ли когда-нибудь избавится от инвалидного кресла… А я даже не попросил у него прощения… – Феликс сдвинул брови, вытирая со лба пот.

– Знаешь, Феликс, еще не поздно всё исправить. Поверь мне, пока бьется твое сердце, всё еще можно исправить, любимый…

– О чем ты говоришь?

На самой темной стороне его заблудшей души поблескивали слёзы. Я верила – наступит день, когда солнце доберется и до этих труднодоступных мест.

– Мы вместе съездим к нему, и вы поговорите. Поверь, он будет рад услышать о твоем раскаянии. Он будет рад, Феликс. И он тебя простит… – Набрала полную грудь воздуха, сдерживая влагу, подступающую к уголкам глаз.

– Знаешь, что, Мягкова… – парень схватил меня за плечи и резко притянул к себе, – ты настоящее золото. Я люблю тебя…